Вот тебе, палочка, и Кохов день! Туберкулёз выпустили из Каменки в Казань
265
Один из старейших туберкулёзных диспансеров Казани могут закрыть навсегда. Часть помещений больницы в Каменке Роспотребнадзор опечатал ещё в апреле. Пациентов отправили кого куда, и часть уже оказалась на улице. Администрация с тех пор неустанно вывозит из зданий оборудование и мебель, а медсёстры паллиативного отделения, наотрез отказавшиеся покидать форпост, бьют во все колокола: по их мнению чиновники Минздрава Татарстана выпустили в Казань биологическую бомбу замедленного действия.
Я встречаюсь с медсёстрами паллиативного отделения на окраине посёлка Каменка, у калитки, ведущей в туберкулёзный диспансер. Одна из них, Ирина Кулыгина, показывает мне снимок на своём смартфоне. На снимке человек бомжеватого вида в жёлтой куртке ёжится на скамейке. Снимок сделан у часов на улице Баумана в конце апреля.
— Это наш, — поясняет Кулыгина. — Я только одно фото успела снять...
— Он нас увидел — и лицо закрыл. Спрятался. Только глаза оставил. Вот так вот кутался, сидел, — Асия Киняшова, работающая в паллиативном отделении Каменки с сентября 1970 года, поднимает чистую белоснежную маску до самых глаз, изображая, как прятал от них своё лицо пациент.
Елена Сырцова, у которой в Каменке работали ещё дед с бабушкой, называет мне имя пациента (сократим его до А.) и рассказывает краткую историю его появления в Каменке:
— Сам из Уфы. Приехал в Казань на заработки, работал на стройке, сломанная челюсть была. При обследовании выявился туберкулез. А потом — и ВИЧ. В последнее время очень много больных приезжих стало — из Самары, из Уфы… Из районов — Тетюши, Дрожжаное…
— У них у всех практически — открытая форма, — поясняет Киняшова.
— Если ВИЧ-инфекция, там практически у всех — открытая форма, — продолжает Сырцова. — Идёт прямое выделение палочек в окружающую среду.
— Подавить нельзя это?
— Почему, можно. Но надо в стационаре — чтоб он никуда не выходил. Принимал лекарства подконтрольно. А он же ничего не принимает. Может, он уже и умер. У него ноги уже были опухшие.
"ОНИ УШЛИ НА УЛИЦЫ. ВО ДВОРЫ"
На улице, уверяют меня медсёстры, в таком состоянии оказался далеко не один лишь А. Это только формально пациентов закрывающейся Каменки администрация больницы распределила по другим тубдиспансерам.
— Больных переводили. Кого в Лениногорск, кого в Нижнекамск, кого в Челны, кого в Зеленодольск. И несколько человек — в РКПД. Это в Дербышках. Центральный офис… — рассказывает Киняшова. — Да только многие уже выписаны и теперь в Казани на Баумана сидят.
— Что значит "выписаны"?
— За драку, за пьянство… Некоторые сами ушли… Ну они попали в другой диспансер, у них там несостыковка с местными получилась. В Челнах поножовщина была... И наших больных просто-напросто выкинули на улицу.
— И они недолеченные на улице?
— Бактериовыделение у них. И сидят на Баумана, там сквозняк, там иностранцы, там дети… Они мало того, что с туберкулёзом, они ещё ВИЧ-инфицированные. Конечная стадия.
Да и распределили не всех. Часть наотрез отказалась переводиться.
— У нас были люди, которые не соглашались переходить в другие стационары нашей системы, — рассказывает Асия Исхаковна. — И вот и.о. завотделения Галимова Лилия Фаритовна заставила взять у них расписку, что они отказываются от стацлечения. Мы эти заявления подклеили в истории болезни. Они писали, что отказываются из-за того, что их куда-то переводят.
— А они хотели бы остаться здесь?
— Да. В нашем отделении только было девять человек. Из них в моих палатах было шесть человек, и все шесть — устойчивая форма туберкулёза. Активные бактериовыделители. Часть — ВИЧ-инфицированные. И все без определенного места жительства. Они ушли на улицы. Во дворы.
— Она заставила их подписать?
— Она заставила меня взять расписку, что они отказываются. Они писали расписку, что они отказываются переходить, переезжать в другие стационары республики. У одного, казанского, мама лежачая, ей ноги отрезали. Обе ноги. И он приходил на дневной стационар, чтобы только принять таблетки, а потом после обеда уезжал домой — памперсы менять. И он сказал — куда я поеду, мне мать на кого оставить? Единственный сын.
— Они еще нас успокаивали, — добавляет Елена Сырцова. — Мы ходили в расстроенных чувствах, а они говорили: "Да не волнуйтесь, да не закроют нас! Да кому мы нужны! Куда нас денут?"
— А в результате люди на улице?
— На улице, — подтверждают мне медсёстры. — Кого куда выкинули.
— Сколько у вас больных было до того, как закрывать начали?
— В нашем отделении — 36 человек. А по больнице — 120, наверное, с чем-то.
— И все 120 человек либо переведены куда-то, либо направлены на улицу?
— Да. Но из тех, которых перевели, уже многие выписанные. В Нижнекамске Е., который у меня в 13 палате лежал, тоже выписанный. За нарушение режима.
— А что с ним случилось? Тоже поножовщина?
— Нет, поножовщина в Челнах. Может, выпил. Или ещё что-то. Они люди-то такие — в стрессовом состоянии все. А потом, понимаете, это как в зоне, — начинает объяснять Киняшова. — Они же все — сидевшие. Они приходят — у них свои законы. Мы уже с ними сжились, у нас симбиоз: они к нам привыкли, мы — к ним. Мы уже их повадки знаем, нравы. Кто агрессивен, кто — не так. И у нас к каждому индивидуальный был подход. И контролируемое лечение. Больной в присутствии медсестры должен выпить таблетки, и она только потом отмечает каждую дозу медикамента, которую он принял. Многие были против этого: "Вот, стоите, как надзиратели!" Но потом привыкали к этим вещам. У нас поножовщины не было. И агрессивно на персонал себя не вели. За полвека работы не могу сказать, что какой-то больной был ко мне агрессивен.
— У нас тяжелые больные, самое главное, чистые лежали, — заверяет Кулыгина. — Мы каждую неделю мыли. Памперсы меняли, ногти, волосы стригли. Они у нас были чистенькие, аккуратненькие. Постель меняли. У нас своя прачка на территории больницы. И горячая еда. Они говорили: "У вас хорошо кормят". Даже которые приходили из других больниц так говорили.
ГРЯЗНАЯ ЗОНА, ЖИВОЙ ИЛ И МЕТРОВЫЕ СТЕНЫ
Опустевшая Каменка напоминает пионерлагерь в пересменку. Или, скорее, даже санаторий, построенный в советские времена. Приземистые краснокирпичные корпуса, разбросанные между высоченными соснами, пищеблок, котельная, просвечивающий насквозь дощатый забор по периметру.
Но есть отличия. В новеньком аккуратном бело-синем здании с тюльпанами у крыльца — морг. На двери большого нежилого корпуса — зловещее "Дез. камера. Грязная зона".
За пределами тубдиспансера — особые очистные, гордость предыдущего главврача Агзама Залялиева. Гул этих очистных слышен в посёлке и даже в ближайшем леске.
— Их строили специально для туберкулёзной больницы. С 1992 года функционируют. Тут ил живой, — объясняет Асия Киняшова. — У нас полы моют хоть и дезраствором — но чтобы палочка умерла, нужна экспозиция, время выдержки... Там идёт обеззараживание на первичном уровне, а здесь уже — конечный выход: обеззараживается, чтоб на ноль было. И берут посев сточных вод — есть высев палочки в очищенной воде или нету. У нас всегда результаты отрицательные.
Как позже дополнит рассказ Киняшовой врач-фтизиатр Людмила Нефёдова, особенность очистных в Каменке в том, что, что здесь используют "специальный ил, который фагоцитирует и обеззараживает микобактерии туберкулёза. Потом всё фильтруется — и вытекает с этих очистных практически чистая вода. Сам ил периодически меняют, но пока он живой, он работает, действует. В нём содержатся фагоциты — бактерии, которые утилизируют туберкулёзную палочку, поглощая и нейтрализуя её".
— В РКПД (Республиканский клинический противотуберкулёзный диспансер в Дербышках — "Idel.Реалии") есть аналогичные очистные?
— Как я знаю, там на стадии строительства. Даже когда по нашей жалобе приехал Алексеев (Алексей Алексеев, главврач РКПД — "Idel.Реалии"), он сам сказал: таких очистных, как наши, там нет. Их система очистки на стадии строительства (по неподтвержденным пока официально данным, РКПД в Дербышках пользуется очистными КОМЗа; сооружения промпредприятия, соответственно, рассчитаны на промышленные стоки, а не на обеззараживание туберкулёзной палочки — "Idel.Реалии").
Управление Роспотребнадзора по РТ закрыло тубдиспансер в Каменке в апреле. Точнее, приостановило его работу на 90 дней. Официальная причина — "неудовлетворительное санитарно-техническое состояние". Минздрав РТ и администрация больницы к такому раскладу, судя по всему, давно готовились.
— 15 апреля подписали акт проверки Роспотребнадзора — но уже тринадцатого во всём диспансере оставался один-единственный больной — и его в тот же день увезли, — недоумевает Асия Киняшова.
Внешне тубдиспансер выглядит неприглядно, соглашаются медсестры, на его корпуса, введенные в эксплуатацию в 1964-м (старые деревянные сооружения дореволюционной постройки, увы, не сохранились) вполне надежны: толстые кирпичные стены, мраморные полы и совсем свежая, блестящая оцинковкой кровля (с замены крыши прошло лишь около десяти лет).
— Они говорят: до 1 июня здесь останутся голые стены — и потом нас куда, я не знаю, — рассказывает Асия Исхаковна. — Сказали, будут уже ломать здания. А эти здания в 1964 году ввели в эксплуатацию — ну, наверное, в 1962-1963 гг. строили — это метровые стены! Понимаете, метровые стены! Им износа нет.
— Здесь просто нужен хороший ремонт, — уверяет Елена Сырцова.
— А в Лениногорске, говорят, полы деревянные — и практически прогнившие, — делится информацией Киняшова. — Пять человек наших там.
— Но они же вроде там, по вашей информации, не задержались?
— Это кто мог. Там и лежачие были. Один вроде уже умер. Усмешкин.
— Усмешкин? Вот бедолага! У нас лет пять лежал — а там помер!.. — причитают другие медсестры.
"ИЗ ДЕРБЫШЕК УЖЕ БЕГУТ"
О перестройке Каменки чиновники задумались несколько лет назад, еще до коронавируса. На это ушло целых полтора года. Но в итоге, на второй год эпидемии вынесли вердикт: корпуса морально устарели. Вслед за этим началось переселение больных и персонала.
— 16 апреля в Каменку приезжали из РКПД, — вспоминает Асия Киняшова. — И всех сватали в другие медучреждения. Кого в Юдино, кого в Зеленый Дол, кого в РКПД, кого на Сибирский тракт, кого в Обсерваторию. Кто был не согласен, на тех просто кричали: "Уходите, увольняйтесь!" И люди увольнялись. Тридцать с лишним человек со слезами на глазах уволились.
— Те, кто устроился в РКПД, оттуда уже бегут, — вклинивается в разговор Сырцова.
— Почему бегут?
— Потому что нам сказали: наши ставки будут переведены в РКПД. Мы заняли их свободные ставки, отняли у них подработку. Соответственно, к нам отношение, как к штрейкбрехерам. Мы там не нужны. Мы отнимаем их деньги… И людям создают условия очень тяжелые. Нам предлагают гнойную хирургию, где никто не задерживается.
Только одной Асие Исхаковне предложили дежуранта. А всем остальным — гнойная хирургия, приёмное отделение, лаборатория, участковые. Где огромный объем работы и зарплаты очень маленькие, откуда люди все бегут. Вот нас суют в такие вот места. И многие, кто в первую волну устроились в Дербышки — уже оттуда поувольнялись. Потому что к ним придираются, предъявляют повышенные требования, создают невыносимые условия труда…
— Они плачут и увольняются, — добавляет Кулыгина.
— А мы остались только потому, что выяснилось: мы паллиативное отделение федерального назначения, мы минздраву местному не подчиняемся, мы подчиняемся Москве, — объясняет Киняшова. — И поэтому нас они вынуждены были оставить. Юрист сказал: "Мы даже табурет не имеем права взять". Хотя практически в отделении ничего сейчас не осталось. Голые стены. Всё вывезли!..
Пока мы с медсёстрами говорим, обходя территорию, персонал, лояльный администрации, продолжает деловито набивать машины имуществом тубдиспансера. В качестве грузовичков используются скорые, в которые загружают мебель, какое-то оборудование…
— Здесь работали из Арска, из Казани, Балтасей… Человек 250 сотрудников, — продолжает Асия Исхаковна.
— И осталось одно ваше отделение?
— Да, человек десять… Что-то мне плохо стало. Можно я присяду?
— Вон, видите окна на первом этаже, — показывает Елена. — Рентген-кабинет, в котором нас держали больше двух недель…
В рентген-кабинет медсестёр паллиативного отделения перевели после того, как они отказались переводиться или увольняться. Никакой дезактивации помещения, уверяют они, проведено не было.
— Во рту такой привкус был, как будто химиотерапию проходила, — делится ощущениями Ирина Кулыгина. — Я же онкологией переболела, сейчас выздоровела, а привкус — как будто вот это вот лекарство, химия. Домой приходила с такими головными болями!.. Тошнило, спать не могла.
— Вы подозреваете, что это было сделано, чтоб вы уволились сами?
— Да, нас просто вынуждают, — кивает Асия Исхакова. — Там у нас не было ни масок, ни перчаток, ни дезраствора, ни баклампы. Мы просто там сидели в инфекции... Перевели нас лишь, когда я жалобу написала — и разослала её везде, включая прокуратуру, следственный... Старшая сестра на меня накинулась, кричала, орала… А в понедельник положила пачку масок и пачку перчаток. До этого ни масок, ни перчаток не было.
— Вы по-прежнему ходите на работу — но делать вам нечего?
— Мы отсиживаем полную рабочую смену — с восьми до двух, а оплачивают нам как две трети. Ждём победного конца. Всё-таки надеемся, что разум-то возобладает над нашим руководством — и они откроют эту больницу.
"ПРИХОДЯТ ДЕТИ, ВДЫХАЮТ И ЗАБОЛЕВАЮТ"
Врач-фтизиатр Людмила Нефедова проработала в Каменке 28 лет. Она, как и медсёстры, из паллиативного отделения — но в отличие от них всё же приняла предложение перевестись в Зеленодольский тубдиспансер.
Мы записываем интервью буквально на бегу, в салоне её машины, стоящей у одной из казанских поликлиник.
Здесь Нефедова проходит лечение (болезнь, по её мнению, вызвана стрессом, полученным в результате событий, связанных с закрытием диспансера в Каменке и переводом).
— Были периоды, когда я выполняла обязанности заведующей отделением. В частности, в паллиативном отделении — около пяти лет. Перед этим я прошла учебу в Москве, по паллиативной медицине. Но потом очень невежливо, с угрозами, с оскорблениями потребовали, чтобы я с должности ушла. Я начала очень сильно болеть — и вынуждена была уйти. Если б я была более или менее в состоянии бороться, я бы боролась и дальше.
— Как это произошло? Какая была процедура?
— Я написала заявление на отказ от заведования и перешла во врачи-дежуранты.
— Вы сейчас работаете в Зеленодольске?
— Да. Сказали, что туберкулёзная больница в Каменке уже не откроется. И что в Зеленодольске кадровый дефицит. И нас, двоих врачей, перевели в Зеленодольск, в тубдиспансер.
— Наверное, вы интересовались, почему больницу закрывают. Кто и чем мотировал это закрытие?
— Да, мы конечно интересовались... Сказали: морально устарела. И нуждается в переселении в более новое, современное здание. Приводили в пример новые инфекционные больницы, которые построили в связи с коронавирусом. Мы удивились: больницы еще нет — а нашу Каменку уже закрывают.
Где же должны в этот период лечиться пациенты? Потому что их с каждым днём становится всё больше и больше. Туберкулёз стал расти, пошёл опять в рост — в связи с тем, что ещё и коронавирусная инфекция ослабила иммунитет, и многие больные, перенесшие коронавирус, заболевают туберкулёзом.
— Вам известна судьба ваших пациентов?
— Я лично не встречала наших больных, кто был переведен в другие лечебные учреждения или был выписан — но сотрудники встречают этих больных даже на улице Баумана. Последний раз они засняли даже это на телефон. Больные наши с туберкулёзом, зачастую — с ВИЧ-инфекцией сопутствующей, гуляют вот по центру Казани, по Баумана… Эти больные — "социально неблагополучные". И как правило течение такого туберкулёза при сочетанной инфекции очень неблагоприятное.
— А насколько это заразно?
— Туберкулёз тоже воздушно-капельная инфекция, и если больные не соблюдают санитарные нормы — гуляют на детских площадках, схаркивают там свою мокроту, в которой имеется большое количество микобактерий туберкулёза — на эту площадку приходят дети, вдыхают и заболевают.
— Заражение может произойти даже на открытом воздухе?
— Может. Конечно.
— И как долго палочка сохраняет активность?
— В Санкт-Петербурге исследовали почву вокруг туберкулёзной больницы: в течение пятидесяти лет находили палочки, которые при благоприятных условиях опять становились живыми и патогенными. То есть, вызывали инфекцию.
— И если это совсем свежая мокрота, то её патогенность гораздо выше?
— Выше, да. При попадании в благоприятные условия.
Полную версию интервью мы опубликуем отдельно.
24 мая редакция "Idel.Реалии" отправила запрос в Минздрав РТ, попросив прокомментировать ситуацию с Каменкой. На момент выхода публикации ответ на запрос так и не был получен. Сами медсёстры паллиативного отделения теперь говорят, что их всё-таки переведут из Каменки в Дербышки с 1 июня. Правда, администрация уверяет, что это только на период реконструкции — Каменку, мол, решено сохранить. Асия Киняшова считает, что это может оказаться не более чем маневром. Никаких официальных документов на этот счёт она не видела, а один из сотрудников, уверяет она, проговорился, что в последние майские дни уничтожают личные дела пациентов. Причём даже относительно свежие…
❌ Если ваш провайдер заблокировал наш сайт, скачайте приложение RFE/RL на свой телефон или планшет (Android здесь, iOS здесь) и, выбрав в нём русский язык, выберите Idel.Реалии. Тогда мы всегда будем доступны!
❗️А еще подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Я встречаюсь с медсёстрами паллиативного отделения на окраине посёлка Каменка, у калитки, ведущей в туберкулёзный диспансер. Одна из них, Ирина Кулыгина, показывает мне снимок на своём смартфоне. На снимке человек бомжеватого вида в жёлтой куртке ёжится на скамейке. Снимок сделан у часов на улице Баумана в конце апреля.
— Это наш, — поясняет Кулыгина. — Я только одно фото успела снять...
— Он нас увидел — и лицо закрыл. Спрятался. Только глаза оставил. Вот так вот кутался, сидел, — Асия Киняшова, работающая в паллиативном отделении Каменки с сентября 1970 года, поднимает чистую белоснежную маску до самых глаз, изображая, как прятал от них своё лицо пациент.
Елена Сырцова, у которой в Каменке работали ещё дед с бабушкой, называет мне имя пациента (сократим его до А.) и рассказывает краткую историю его появления в Каменке:
— Сам из Уфы. Приехал в Казань на заработки, работал на стройке, сломанная челюсть была. При обследовании выявился туберкулез. А потом — и ВИЧ. В последнее время очень много больных приезжих стало — из Самары, из Уфы… Из районов — Тетюши, Дрожжаное…
— У них у всех практически — открытая форма, — поясняет Киняшова.
— Если ВИЧ-инфекция, там практически у всех — открытая форма, — продолжает Сырцова. — Идёт прямое выделение палочек в окружающую среду.
— Подавить нельзя это?
— Почему, можно. Но надо в стационаре — чтоб он никуда не выходил. Принимал лекарства подконтрольно. А он же ничего не принимает. Может, он уже и умер. У него ноги уже были опухшие.
"ОНИ УШЛИ НА УЛИЦЫ. ВО ДВОРЫ"
На улице, уверяют меня медсёстры, в таком состоянии оказался далеко не один лишь А. Это только формально пациентов закрывающейся Каменки администрация больницы распределила по другим тубдиспансерам.
— Больных переводили. Кого в Лениногорск, кого в Нижнекамск, кого в Челны, кого в Зеленодольск. И несколько человек — в РКПД. Это в Дербышках. Центральный офис… — рассказывает Киняшова. — Да только многие уже выписаны и теперь в Казани на Баумана сидят.
— Что значит "выписаны"?
— За драку, за пьянство… Некоторые сами ушли… Ну они попали в другой диспансер, у них там несостыковка с местными получилась. В Челнах поножовщина была... И наших больных просто-напросто выкинули на улицу.
— И они недолеченные на улице?
— Бактериовыделение у них. И сидят на Баумана, там сквозняк, там иностранцы, там дети… Они мало того, что с туберкулёзом, они ещё ВИЧ-инфицированные. Конечная стадия.
Да и распределили не всех. Часть наотрез отказалась переводиться.
— У нас были люди, которые не соглашались переходить в другие стационары нашей системы, — рассказывает Асия Исхаковна. — И вот и.о. завотделения Галимова Лилия Фаритовна заставила взять у них расписку, что они отказываются от стацлечения. Мы эти заявления подклеили в истории болезни. Они писали, что отказываются из-за того, что их куда-то переводят.
— А они хотели бы остаться здесь?
— Да. В нашем отделении только было девять человек. Из них в моих палатах было шесть человек, и все шесть — устойчивая форма туберкулёза. Активные бактериовыделители. Часть — ВИЧ-инфицированные. И все без определенного места жительства. Они ушли на улицы. Во дворы.
— Она заставила их подписать?
— Она заставила меня взять расписку, что они отказываются. Они писали расписку, что они отказываются переходить, переезжать в другие стационары республики. У одного, казанского, мама лежачая, ей ноги отрезали. Обе ноги. И он приходил на дневной стационар, чтобы только принять таблетки, а потом после обеда уезжал домой — памперсы менять. И он сказал — куда я поеду, мне мать на кого оставить? Единственный сын.
— Они еще нас успокаивали, — добавляет Елена Сырцова. — Мы ходили в расстроенных чувствах, а они говорили: "Да не волнуйтесь, да не закроют нас! Да кому мы нужны! Куда нас денут?"
— А в результате люди на улице?
— На улице, — подтверждают мне медсёстры. — Кого куда выкинули.
— Сколько у вас больных было до того, как закрывать начали?
— В нашем отделении — 36 человек. А по больнице — 120, наверное, с чем-то.
— И все 120 человек либо переведены куда-то, либо направлены на улицу?
— Да. Но из тех, которых перевели, уже многие выписанные. В Нижнекамске Е., который у меня в 13 палате лежал, тоже выписанный. За нарушение режима.
— А что с ним случилось? Тоже поножовщина?
— Нет, поножовщина в Челнах. Может, выпил. Или ещё что-то. Они люди-то такие — в стрессовом состоянии все. А потом, понимаете, это как в зоне, — начинает объяснять Киняшова. — Они же все — сидевшие. Они приходят — у них свои законы. Мы уже с ними сжились, у нас симбиоз: они к нам привыкли, мы — к ним. Мы уже их повадки знаем, нравы. Кто агрессивен, кто — не так. И у нас к каждому индивидуальный был подход. И контролируемое лечение. Больной в присутствии медсестры должен выпить таблетки, и она только потом отмечает каждую дозу медикамента, которую он принял. Многие были против этого: "Вот, стоите, как надзиратели!" Но потом привыкали к этим вещам. У нас поножовщины не было. И агрессивно на персонал себя не вели. За полвека работы не могу сказать, что какой-то больной был ко мне агрессивен.
— У нас тяжелые больные, самое главное, чистые лежали, — заверяет Кулыгина. — Мы каждую неделю мыли. Памперсы меняли, ногти, волосы стригли. Они у нас были чистенькие, аккуратненькие. Постель меняли. У нас своя прачка на территории больницы. И горячая еда. Они говорили: "У вас хорошо кормят". Даже которые приходили из других больниц так говорили.
ГРЯЗНАЯ ЗОНА, ЖИВОЙ ИЛ И МЕТРОВЫЕ СТЕНЫ
Опустевшая Каменка напоминает пионерлагерь в пересменку. Или, скорее, даже санаторий, построенный в советские времена. Приземистые краснокирпичные корпуса, разбросанные между высоченными соснами, пищеблок, котельная, просвечивающий насквозь дощатый забор по периметру.
Но есть отличия. В новеньком аккуратном бело-синем здании с тюльпанами у крыльца — морг. На двери большого нежилого корпуса — зловещее "Дез. камера. Грязная зона".
За пределами тубдиспансера — особые очистные, гордость предыдущего главврача Агзама Залялиева. Гул этих очистных слышен в посёлке и даже в ближайшем леске.
— Их строили специально для туберкулёзной больницы. С 1992 года функционируют. Тут ил живой, — объясняет Асия Киняшова. — У нас полы моют хоть и дезраствором — но чтобы палочка умерла, нужна экспозиция, время выдержки... Там идёт обеззараживание на первичном уровне, а здесь уже — конечный выход: обеззараживается, чтоб на ноль было. И берут посев сточных вод — есть высев палочки в очищенной воде или нету. У нас всегда результаты отрицательные.
Как позже дополнит рассказ Киняшовой врач-фтизиатр Людмила Нефёдова, особенность очистных в Каменке в том, что, что здесь используют "специальный ил, который фагоцитирует и обеззараживает микобактерии туберкулёза. Потом всё фильтруется — и вытекает с этих очистных практически чистая вода. Сам ил периодически меняют, но пока он живой, он работает, действует. В нём содержатся фагоциты — бактерии, которые утилизируют туберкулёзную палочку, поглощая и нейтрализуя её".
— В РКПД (Республиканский клинический противотуберкулёзный диспансер в Дербышках — "Idel.Реалии") есть аналогичные очистные?
— Как я знаю, там на стадии строительства. Даже когда по нашей жалобе приехал Алексеев (Алексей Алексеев, главврач РКПД — "Idel.Реалии"), он сам сказал: таких очистных, как наши, там нет. Их система очистки на стадии строительства (по неподтвержденным пока официально данным, РКПД в Дербышках пользуется очистными КОМЗа; сооружения промпредприятия, соответственно, рассчитаны на промышленные стоки, а не на обеззараживание туберкулёзной палочки — "Idel.Реалии").
Управление Роспотребнадзора по РТ закрыло тубдиспансер в Каменке в апреле. Точнее, приостановило его работу на 90 дней. Официальная причина — "неудовлетворительное санитарно-техническое состояние". Минздрав РТ и администрация больницы к такому раскладу, судя по всему, давно готовились.
— 15 апреля подписали акт проверки Роспотребнадзора — но уже тринадцатого во всём диспансере оставался один-единственный больной — и его в тот же день увезли, — недоумевает Асия Киняшова.
Внешне тубдиспансер выглядит неприглядно, соглашаются медсестры, на его корпуса, введенные в эксплуатацию в 1964-м (старые деревянные сооружения дореволюционной постройки, увы, не сохранились) вполне надежны: толстые кирпичные стены, мраморные полы и совсем свежая, блестящая оцинковкой кровля (с замены крыши прошло лишь около десяти лет).
— Они говорят: до 1 июня здесь останутся голые стены — и потом нас куда, я не знаю, — рассказывает Асия Исхаковна. — Сказали, будут уже ломать здания. А эти здания в 1964 году ввели в эксплуатацию — ну, наверное, в 1962-1963 гг. строили — это метровые стены! Понимаете, метровые стены! Им износа нет.
— Здесь просто нужен хороший ремонт, — уверяет Елена Сырцова.
— А в Лениногорске, говорят, полы деревянные — и практически прогнившие, — делится информацией Киняшова. — Пять человек наших там.
— Но они же вроде там, по вашей информации, не задержались?
— Это кто мог. Там и лежачие были. Один вроде уже умер. Усмешкин.
— Усмешкин? Вот бедолага! У нас лет пять лежал — а там помер!.. — причитают другие медсестры.
"ИЗ ДЕРБЫШЕК УЖЕ БЕГУТ"
О перестройке Каменки чиновники задумались несколько лет назад, еще до коронавируса. На это ушло целых полтора года. Но в итоге, на второй год эпидемии вынесли вердикт: корпуса морально устарели. Вслед за этим началось переселение больных и персонала.
— 16 апреля в Каменку приезжали из РКПД, — вспоминает Асия Киняшова. — И всех сватали в другие медучреждения. Кого в Юдино, кого в Зеленый Дол, кого в РКПД, кого на Сибирский тракт, кого в Обсерваторию. Кто был не согласен, на тех просто кричали: "Уходите, увольняйтесь!" И люди увольнялись. Тридцать с лишним человек со слезами на глазах уволились.
— Те, кто устроился в РКПД, оттуда уже бегут, — вклинивается в разговор Сырцова.
— Почему бегут?
— Потому что нам сказали: наши ставки будут переведены в РКПД. Мы заняли их свободные ставки, отняли у них подработку. Соответственно, к нам отношение, как к штрейкбрехерам. Мы там не нужны. Мы отнимаем их деньги… И людям создают условия очень тяжелые. Нам предлагают гнойную хирургию, где никто не задерживается.
Только одной Асие Исхаковне предложили дежуранта. А всем остальным — гнойная хирургия, приёмное отделение, лаборатория, участковые. Где огромный объем работы и зарплаты очень маленькие, откуда люди все бегут. Вот нас суют в такие вот места. И многие, кто в первую волну устроились в Дербышки — уже оттуда поувольнялись. Потому что к ним придираются, предъявляют повышенные требования, создают невыносимые условия труда…
— Они плачут и увольняются, — добавляет Кулыгина.
— А мы остались только потому, что выяснилось: мы паллиативное отделение федерального назначения, мы минздраву местному не подчиняемся, мы подчиняемся Москве, — объясняет Киняшова. — И поэтому нас они вынуждены были оставить. Юрист сказал: "Мы даже табурет не имеем права взять". Хотя практически в отделении ничего сейчас не осталось. Голые стены. Всё вывезли!..
Пока мы с медсёстрами говорим, обходя территорию, персонал, лояльный администрации, продолжает деловито набивать машины имуществом тубдиспансера. В качестве грузовичков используются скорые, в которые загружают мебель, какое-то оборудование…
— Здесь работали из Арска, из Казани, Балтасей… Человек 250 сотрудников, — продолжает Асия Исхаковна.
— И осталось одно ваше отделение?
— Да, человек десять… Что-то мне плохо стало. Можно я присяду?
— Вон, видите окна на первом этаже, — показывает Елена. — Рентген-кабинет, в котором нас держали больше двух недель…
В рентген-кабинет медсестёр паллиативного отделения перевели после того, как они отказались переводиться или увольняться. Никакой дезактивации помещения, уверяют они, проведено не было.
— Во рту такой привкус был, как будто химиотерапию проходила, — делится ощущениями Ирина Кулыгина. — Я же онкологией переболела, сейчас выздоровела, а привкус — как будто вот это вот лекарство, химия. Домой приходила с такими головными болями!.. Тошнило, спать не могла.
— Вы подозреваете, что это было сделано, чтоб вы уволились сами?
— Да, нас просто вынуждают, — кивает Асия Исхакова. — Там у нас не было ни масок, ни перчаток, ни дезраствора, ни баклампы. Мы просто там сидели в инфекции... Перевели нас лишь, когда я жалобу написала — и разослала её везде, включая прокуратуру, следственный... Старшая сестра на меня накинулась, кричала, орала… А в понедельник положила пачку масок и пачку перчаток. До этого ни масок, ни перчаток не было.
— Вы по-прежнему ходите на работу — но делать вам нечего?
— Мы отсиживаем полную рабочую смену — с восьми до двух, а оплачивают нам как две трети. Ждём победного конца. Всё-таки надеемся, что разум-то возобладает над нашим руководством — и они откроют эту больницу.
"ПРИХОДЯТ ДЕТИ, ВДЫХАЮТ И ЗАБОЛЕВАЮТ"
Врач-фтизиатр Людмила Нефедова проработала в Каменке 28 лет. Она, как и медсёстры, из паллиативного отделения — но в отличие от них всё же приняла предложение перевестись в Зеленодольский тубдиспансер.
Мы записываем интервью буквально на бегу, в салоне её машины, стоящей у одной из казанских поликлиник.
Здесь Нефедова проходит лечение (болезнь, по её мнению, вызвана стрессом, полученным в результате событий, связанных с закрытием диспансера в Каменке и переводом).
— Были периоды, когда я выполняла обязанности заведующей отделением. В частности, в паллиативном отделении — около пяти лет. Перед этим я прошла учебу в Москве, по паллиативной медицине. Но потом очень невежливо, с угрозами, с оскорблениями потребовали, чтобы я с должности ушла. Я начала очень сильно болеть — и вынуждена была уйти. Если б я была более или менее в состоянии бороться, я бы боролась и дальше.
— Как это произошло? Какая была процедура?
— Я написала заявление на отказ от заведования и перешла во врачи-дежуранты.
— Вы сейчас работаете в Зеленодольске?
— Да. Сказали, что туберкулёзная больница в Каменке уже не откроется. И что в Зеленодольске кадровый дефицит. И нас, двоих врачей, перевели в Зеленодольск, в тубдиспансер.
— Наверное, вы интересовались, почему больницу закрывают. Кто и чем мотировал это закрытие?
— Да, мы конечно интересовались... Сказали: морально устарела. И нуждается в переселении в более новое, современное здание. Приводили в пример новые инфекционные больницы, которые построили в связи с коронавирусом. Мы удивились: больницы еще нет — а нашу Каменку уже закрывают.
Где же должны в этот период лечиться пациенты? Потому что их с каждым днём становится всё больше и больше. Туберкулёз стал расти, пошёл опять в рост — в связи с тем, что ещё и коронавирусная инфекция ослабила иммунитет, и многие больные, перенесшие коронавирус, заболевают туберкулёзом.
— Вам известна судьба ваших пациентов?
— Я лично не встречала наших больных, кто был переведен в другие лечебные учреждения или был выписан — но сотрудники встречают этих больных даже на улице Баумана. Последний раз они засняли даже это на телефон. Больные наши с туберкулёзом, зачастую — с ВИЧ-инфекцией сопутствующей, гуляют вот по центру Казани, по Баумана… Эти больные — "социально неблагополучные". И как правило течение такого туберкулёза при сочетанной инфекции очень неблагоприятное.
— А насколько это заразно?
— Туберкулёз тоже воздушно-капельная инфекция, и если больные не соблюдают санитарные нормы — гуляют на детских площадках, схаркивают там свою мокроту, в которой имеется большое количество микобактерий туберкулёза — на эту площадку приходят дети, вдыхают и заболевают.
— Заражение может произойти даже на открытом воздухе?
— Может. Конечно.
— И как долго палочка сохраняет активность?
— В Санкт-Петербурге исследовали почву вокруг туберкулёзной больницы: в течение пятидесяти лет находили палочки, которые при благоприятных условиях опять становились живыми и патогенными. То есть, вызывали инфекцию.
— И если это совсем свежая мокрота, то её патогенность гораздо выше?
— Выше, да. При попадании в благоприятные условия.
Полную версию интервью мы опубликуем отдельно.
24 мая редакция "Idel.Реалии" отправила запрос в Минздрав РТ, попросив прокомментировать ситуацию с Каменкой. На момент выхода публикации ответ на запрос так и не был получен. Сами медсёстры паллиативного отделения теперь говорят, что их всё-таки переведут из Каменки в Дербышки с 1 июня. Правда, администрация уверяет, что это только на период реконструкции — Каменку, мол, решено сохранить. Асия Киняшова считает, что это может оказаться не более чем маневром. Никаких официальных документов на этот счёт она не видела, а один из сотрудников, уверяет она, проговорился, что в последние майские дни уничтожают личные дела пациентов. Причём даже относительно свежие…
❌ Если ваш провайдер заблокировал наш сайт, скачайте приложение RFE/RL на свой телефон или планшет (Android здесь, iOS здесь) и, выбрав в нём русский язык, выберите Idel.Реалии. Тогда мы всегда будем доступны!
❗️А еще подписывайтесь на наш канал в Telegram.